Крушение Лабиринта

ОГЛАВЛЕНИЕ:

Часть первая

1.  Пленение

2.  Смерть

3.  Рождение

4.  Предсказание

Часть вторая

1.  Встреча

2.  Шаг

3.  Сила

4.  Песня

Часть третья

1.  Выбор

2.  Кольцо

3.  Герои

4.  Наитие

Часть четвертая

1.  Нашествие

2.  Купель

3.  Огонь

4.  Битва

Часть пятая

1.  Клятва

2.  Неслышимые слова

3.  Праздник

Часть шестая

1.  Коса лучистого ветра

2.  Движущиеся стены

3.  Водоворот

4.  Сумерки

Часть седьмая

1.  Ночь

2.  Судьба

Ярослав Астахов

крушение лабиринта

Аз рех: бози есте.

Евангелие от Иоанна, 10:34

Книга посвящается Той, без Которой она не была бы написана.

часть первая

Глава 1

ПЛЕНЕНИЕ

Солнце напоминает огневой плод, который незаметно-медленно падает за грань мира.

Дали бесконечной воды окрасил закатный сок…

И вот – сияющая сфера соприкасается, наконец, с огневою кромкой.

И тотчас же почти после этого она тихо, как будто бы под действием своей тяжести – закатывается в ничто.

Вода и воздух изголодались, верно, по этой ночи. С какими быстротой и охотой напитываются обе эти стихии глубокой тенью! И делается по цвету почти, что не отличим от поверхности моря мыс, который напоминает, с высоты чаячьего полета, ее же, этой птицы, крыло – расправленное во взмахе.

Капризное свойство сумерек: они уменьшают видимые различья между стихиями – но ярче обозначивают границу. И эта граница… дышит, становится все более снежной в окружающей темноте: холодно кипит, пенится, вбирая в себя сияние звездной бездны, ворочающийся прибой…

Он видится молочного свечения зыбкой лентой, очерчивающей контур мыса. А притаившаяся внутри первозданная темнота – мертва.

И однако…

Вдруг из нее проступает… исчезла… вновь проступает – огромная как будто монета: реверс, чеканенный из огня.

Как если бы вселенские великаны играли в орел и решку – и обронили. И вот она здесь лежит – плоское усталое солнце, падшее – на расстоянии приблизительно трети от основанья мыса.

Но что бы это могло быть на самом деле?

Уж не замешано ли тут вправду солнце, которое вдруг оставило блик во времени?

Ведь оставляют же звуки свои запаздывающие блики в пространстве: эхо. А это есть эхо света – фосфен вовне?

Пожалуй, что в такое можно даже поверить, глядя на этот правильный, как очертание диска дневного светила, контур, сияющий равномерно…

Что делает его видимым?

Пламя ли замирающего пожара? Кружение огоньков сотен факелов?..

Определить невозможно, поскольку видны лишь отсветы, но остается непостижимым образом скрыт огонь, который бросает их.

Он делается все более равномерным и постоянным, сей тайный свет. Как будто бы от костра, все более разгорающегося, то есть у которого языки перестали перебегать и биться, и слились во единое пламя – в огневой ствол, вонзающийся в зенит.

Сейчас таинственный круг, освещенный ровно и мощно, напоминает амфитеатр. Его пространство словно бы покрыто все плитами, стыкованными столь плотно, что даже не различить намека на сочленения. А может – сочленений и нет, а просто этот круг высечен в монолитном теле каменного пласта, что подстилает плодородный слой почвы мыса.

Но это не амфитеатр в полном смысле. Ни хоровода арок, поддерживающих уступы. Ни самых этих уступов, которые возвышались бы вкруг арены развертывающимися все шире кольцами. Нет вообще ничего, что как-то предполагало б наличье зрителей.

Лишь сердце амфитеатра. Лишь его средоточие, смысл: АРЕНА.

Заглубленная в землю на половину человеческого роста. Широкая. Отблескивающий гранитный круг, исторгаемый светом спрятанного огня из недр ночи.

И вьется прихотливый темный узор близ внутреннего его края. Широкой полосою на одинаковом расстоянии от границы. Его слагают линии углублений, переплетающиеся, ломаные, редко округлые. Глубокие, вероятно, поскольку они везде залиты черной тенью.

Их очертания повторяются, но не в простом порядке. По-видимому, сложная система борозд образует не только лишь завораживающий орнамент: она скорей представляет некие письмена, понятные посвященным. И…

ЭТИ ПОСВЯЩЕННЫЕ ЗДЕСЬ ПРИСУТСТВУЮТ!

Мгновение назад еще не было никого: лишь озаренное и пустое пространство круга.

Теперь: череда фигур, медлительных, облаченных в долгие одинаковые одежды, обходит амфитеатр…

И совершенно немыслимое дело уже поверить, что они появились. Ведь только вот абсолютно не было ни единой живой души, а сейчас – как если бы они здесь находились всегда!

Глухие одеяния окутывают их плечи, ниспадая до пят. Становится иногда невозможно определить: они движутся – или замерли.

Их белые силуэты напоминают свечи в сиянье звезд. Но прячущееся багряное пламя изобличает все чаще плесканья складок. И намечается как будто ритм танца, которого еще нет, но который готов родиться.

И все быстрее поверх вереницы знаков скользит череда теней!

Вокруг амфитеатра непроницаемой стеной черные, колышущиеся под ветром травы. Они густы и высоки, в них легко спрятаться.

Багровый вздрагивающий отсвет выхватывает лицо – недвижное, выглянувшее из мрака трав.

На нем и восторг, и страх. И напряженное трепетное внимание, остановившее в самозабвении эти юношеские – детские почти что еще – черты.

Тайный соглядатай шепчет, опасливо прикрыв рот ладонью, не отрывая взгляда, горящего, от фигур в Круге:

–  Они ведь не особенно даже и выше ростом, чем люди… верно?

–  Нет, все-таки немного крупнее, – слышится в ответ иной шепот. – Ой!!

Шествующие по камню круга, за чертой символов – сбрасывают одежды.

Каким-то очень быстрым движеньем. Одновременным, неуловимым. Словно бы им был подан знак.

Теперь они застыли в недвижности. Женские и мужские тела – и лепка их безупречна! По крайней мере – насколько позволяет судить пульсирующая тень, которая размывает некоторые линии, но властно обнаруживает рельеф…

– Боги! – выдыхает сказавший первым. – Вы обрекаете на смерть всякого, подсматривающего за Играми. Справедливо. Ведь и за один взгляд на вас не жаль отдать жизнь!

Стремительные теневые полосы пробегают по телам замерших. Как если бы мелькало что-то меж ними и невидимым источником света. Они обнажены полностью, стоящие в Круге, и только лица скрывают маски. Глухие, не имеющие даже и прорезей. И одинаковые у всех – у мужчин и женщин. Просверкивает иногда на запястьях или на щиколотках цветной лучик. Огонь оживляет камень, вправленный в искусный браслет.

И вдруг приходит удар.

Он представляет собой всплеск звука, но очень странного. Слышимого едва – и однако чувствуемого всем телом! Наверное, это подобно гулу падения гигантского молота, приглушенного войлоком, на пустотелую наковальню.

И – как будто бешенный вихрь взбрасывает недвижные до сего тела!

Кипит музыка, воспринимаемая скорее кожей, чем слухом.

В неистовой немой пляске летят сияющие фигуры!

Игра… Вот, значит, какая она собою, эта Игра богов! Родившаяся и все не гаснущая, все продолжающаяся молния!

Живые трепеты нагих тел сливаются в одно пламя. Как чувствующий пожар!.. как пляшущее кольцо огня, обретшее прихотливый разум…

Неистовая стихия танца становится постепенно медленнее, спокойнее. И вот ее течение напоминает уже поток, ветвящийся на ручьи.

Похоже, это теперь не пляска… а это нечто уже иное! Игра перетекает в новую фазу… Два мальчика привстают, забывшись, из мрака трав.

Они заворожены новым, что происходит в Круге. Они теряют себя… и оба они теперь – лишь исступленное созерцание! Дыхание их делается учащенным, прерывистым…