Принесенные ветром

ОГЛАВЛЕНИЕ

Принесенные ветром

Черная жемчужина

Зачатие новой стихии

Царь колдунов

Санторин*

Блаженный остров 

Грядет!
 

ПРИНЕСЕННЫЕ ВЕТРОМ

Ночами завывал ветер. Точнее говоря — пел.

Как аргонавтам Сирены.

О чем хотел рассказать? Поведать какую тайну?

О том он говорил, кажется, что спрятана для меня где-то… жемчужина.

Так слышалось в его музыке. Так это мне понималось.

Чудилось, может быть. Но почему-то чудилось вот именно так. И даже не могу сказать, почему, но была уверена, что весть понимала правильно.

Убеждена была столь, что готова на всех парусах поплыть за этой жемчужиной! Хоть и намечают курс лишь намеки, принесенные ветром.

Откуда бы здесь взяться кладу жемчужному?

Да, рядом с нашей прибрежной морской гостиницей — таинственные места! Степи с древними капищами. Подводные, говорят, какие-то гроты в скалах. Заброшенная база ракетчиков. (Или, по слухам же, — не совсем заброшенная?)

И странные здесь водятся звери. Полуночные призрачные коты.

Песчаные ежи, лисы мраморные. Носухи. Зевуны-полоскуны… Но — ЖЕМЧУЖИНА?

И все же у меня сложилось полное впечатление: она говорит со мной.

Не постоянно, а лишь когда дует ветер.

И это не голос ветра — я понимаю теперь — а это были ее беззвучные призывания, так остро чувствовавшиеся при ветреных перерывах.

О да, она куда-то зовёт!

Ведёт.

Означивает этап, отрезок пути текущий. А потом — следующий…

Сейчас вот надо мне спуститься по лестнице, которая проходит сквозь башню.

А этой башне много веков. Когда-то ведь здесь было гнездо пиратов.

Вдруг призрак одного из них является передо мной и пытается преградить мне путь. Протягивает ко мне свою руку, желая меня схватить.

Нет, хуже: это и не рука — это культя, на коей надет зазубренный стальной крюк!

Но справа разворачивается пушка — или то призрак пушки? — она стреляет. Беззвучно…

Облако дыма…

Когда развеивается тот дым — нападавшего на меня больше нет!

Я глажу эту старую пушку, выравнивая дыхание.

То есть пытаюсь выравнивать.

И пытаюсь — гладить. Рука проходит насквозь, ничего не чувствуя!

Смотрю на ее металл. Но тут и пушка тоже развеивается как дым от произведённого ею выстрела.

Ступени уходят в море. Волны сбивают с ног. Чудом удаётся не ударяться об углы лестницы.

Вдруг по ноге под водой пробегает краб. Ночь кажется… чем-то странной!

Похоже, с горизонтом что-то не так. Но трудно понять, что именно.

Ступени резко заканчиваются. Плыву. Неторопливые волны бьют мерно в лицо и мешают разглядеть и понять, чем именно странна ночь.

Впечатление, что будто небо и море… сворачиваются в трубку!

Да, точно так!

Меня затягивает с неё! В эту трубку.

И вот какой-то хлопок.

И я уже не слышу ни шума моря, ни завываний ветра.

И будто бы на меня направлен прожектор!

Нет, это просто каким-то образом солнце вдруг умудрилось уже взойти. И море куда-то делось.

Шок.

Но вспоминается Иоанново, и позволяет несколько успокоиться:

«И увидел я новое небо и новую землю. И моря — вот — уже нет»…

И я уже готова принять поменявшееся так резко. Только что я плыла в темноте и платье трепали волны. Теперь стою на свету без одежды на белом-белом песке.

Оглядываюсь в недоумении.

По всему: не очень-то приятное место! Колючая проволока понамотана на столбах. Позвякивает сама о себя на слабом ветру наподобие струн адской арфы.

Посторонним       вход воспрещён.        О       том   предупреждает скособоченная табличка, примотанная к столбу ограды все той же проволокой.

Аж вспомнился циничный анекдот атеистов.

Душа:

— Ой, а где я?

Ангел:

— В раю.

Душа:

— А почему колючая проволока?

Ангел:

— Так! Разговорчики в раю!!..

Но слышу совсем не это.

Я слышу:

— Стой! Стрелять буду.

И слышу звук передергиваемого затвора.

И оборачиваюсь на оный и наблюдаю… красноармейца.

Это КРАСНОАРМЕЕЦ именно. Сейчас таких уже не водится воинов. Пилотка, гимнастерка, трёхлинейная винтовка в руках. С примкнутым штыком. С тем самым ещё трехгранным известным русским, которого в эпоху царизма боялись турки!

Физиономия у красноармейца… степная. Узкие глаза производят впечатление хитроватого прищура. Хоть этот красноармеец и, помоему, не хитер.

Он в нескольких шагах и достать его едва ли получится. Он раньше успеет выстрелить. Мосинская винтовка неповоротлива только с виду.

Поэтому и говорю певуче-миролюбиво ему:

— Стою.

Вижу, как у него в глазах расцветает мысль. И он, улыбнувшись от полноты ощущения пребывания в настоящем, ответствует соответствующе:

— Стреляю.

Ну тоже прям анекдот!

В его глазах умиление человека, который исполняет — сейчас — свой долг. Но старенькая винтовка даёт осечку.

— Вот так всегда! — говорит мне красноармеец. — Выдали ружьё — не стреляет! Пригнали посторожить, а жалование не платят.

Поставили на довольствие — жрать дают через раз…

И смотрит выжидательно мне в глаза.

Но что мне ему ответить?

И он, ответа от меня не дождавшись, провозглашает:

— А шло бы оно тут всё!..

Скидает через голову ремень и втыкает винтовку штыком в песок. Он сыпучий. Уходит не только штык, но и ствол — по цевьё почти.

Да и красноармеец — уходит. Сплюнув.

И вот я осталась наедине с местом, в которое привелось попасть мне столь удивительным образом.

Усиливается ветер и сечет песком надпись. Которая на тему воспрещения входа. Дребезжит проволока… Малопривлекательный край, конечно.

Да только если Жемчужина позвала сюда, значит — здесь точно уж что-то есть!

Вытаскиваю винтовку.

Наверное, обнаженная женщина смотрится с ней нелепо. Но, вспоминаю, что-то подобное вроде бы рисовал Сальвадор Дали…

Ворота хлопают на ветру. Ну ничего себе — стражник! Не удосужился даже запереть на засов.

Мне, впрочем, какое дело? Ведь эта его небрежность открывает мне доступ… в прекрасный сад!

Я прежде никогда не видела таких листьев.

Они напоминают ласковую ладонь. Как будто дерево хочет меня погладить…

И что-то вьётся меж стволами деревьев. Какое-то ручьистое шествие. Процессия очень гибких, проворных, неизвестного мне доселе вида зверьков.

И каждый несёт орех. И каждый орех своей матовой переливчатой поверхностью напоминает… жемчужину!

Она не забывает обо мне, значит. Подает знаки. Жемчужина.

Путь мой — верен!

И, стоило так подумать, — ближайший ко мне зверек бросает свой раздобытый плод и прыжком ко мне: трётся об ноги! Я наклоняюсь к нему погладить.

а КТО это? — я гадаю — что это за существо такое?

Немного напоминает кота. Но меньше раза в два по размеру. Хотя и производит впечатление вполне взрослой особи.

И постоянно как бы перетекает, ведя свой танец! Это и вообще кошкам свойственно. Один из моих любовников называет их: жидкая форма жизни. Конечно это гротеск. В случае обычном. Но этот вот мини-кот — уж точно есть это именно!

Жидкая форма жизни. Мне хочется именовать его: ТАНЦУЮЩИЙ кот. Он есть как будто бы идея кота, доведённого до полного совершенства!

Кот-ангел. и он всё трется об мои ноги. Танцует — мяукает — ходит — отбегает.

И — смотрит.

И будто бы тем зовёт, чтоб я следовал за ним!

Иду и на мои плечи продолжают ложиться ласково здешние упоительные ладони-листья. Будто благословляют. Необыкновенный кот все бежит и оглядывается, мяучит. И словно бы улыбается.

И вот, наконец, — поляна.

Какое странное там застолье!

Три… богатыря. Только не совсем в таком стиле, как на знаменитой картине о богатырях Васнецова.

Стройные молодые мужчины, у коих весьма рельефно обозначены мускулы. Чувствуется их спокойная сила. Подлинная. А не пародия на неё, какой хвастаются качки.

Пред каждым из мужчин чаша. Рядом воткнута острым своим концом в песок амфора.

Такие амфоры были только в античные времена.

Ни один из мужчин не спешит отпить. Да и вообще движения у них как-то странно замедленны.