Вселенная русской письменности до Кирилла

Предисловие

Настоящий сборник из примерно 70 малоизвестных или новых статей отечественных и зарубежных авторов представляет собой попытку ретроспективной демонстрации направлений исследования древнерусской письменности от середины ХХ века до сего дня. Сборник состоит из четырех частей. В первой показано, что ряд ученых не согласился с господствующей в науке точкой зрения о том, что Русь обрела письменность только в виде кириллицы, пришедшей из Византии. Эти исследователи (Д.И. Прозоровский, Е.М. Эпштейн, А.Л. Монгайт, П.Я. Черных, Е. Георгиев, А.Д. Маневский, В.А. Истрин) предположили и привели соответствующие доказательства того, что письменность на Руси существовала, по крайней мере, за пару веков до принятия кириллицы, и это было чисто русское письмо. В связи с этим возникла проблема понимания того, что за самобытное письмо возникло у русских. Замечу, что на эти статьи до сих пор иногда ссылаются те исследователи, которые стремятся найти древние источники русской письменности, однако полный набор этих статей им был неизвестен. Поэтому я решил показать, что таких статей в свое время существовало не так уж и мало. Данные статьи были написаны, в основном, после победы русских во Второй мировой войне, и их патриотическая направленность не только не вызывала сомнений, но и пользовалась поддержкой во всех слоях русского научного сообщества. К сожалению, позже ситуация благожелательности к поискам древних корней русской письменности круто изменилась. Особенно хотелось бы обратить внимание на совершенно забытую статью Д.И. Прозоровского, открывающую сборник. С редкой прозорливостью (в полном соответствии с фамилией!) он отмечает и сакральный характер руницы, и высказывает предположение об очень большой древности русской письменности.

Поискам «загадочных знаков» русского докирилловского письма посвящена вторая часть сборника. Так, болгарский академик Иван Гошев под «негреческими» буквами кириллицы имел в виду славянские по происхождению знаки протокириллицы. Но ему казалось, что протокириллицей являлись, прежде всего, буквы глаголицы. Гипотеза вызвала суровое осуждение со стороны академических кругов Болгарии и СССР, что можно видеть по помещенному в сборнике фрагменту совместной книги А. Медынцевой и К. Попконстантинова. Еще более суровой критике подверглись предположения молодого научного сотрудника Института археологии АН СССР Н.В. Энговатова, который заметил необычные начертания букв на ранних киевских монетах. Приводятся мнения различных исследователей о перспективности направления деятельности этого ученого (В.А. Истрина, Г.С. Гриневича, В.Л. Янина и Б.А. Рыбакова). Зато весьма благожелательно было встречено открытие так называемой Софийской азбуки, очень небольшой по буквенному составу и потому малопригодной для передачи многозвучных славянских текстов киевским археологом С.А. Высоцким. В моих комментариях показаны социальные причины столь разных оценок полученных эпиграфических результатов.

Весьма большое место отводится рассмотрению письменности «Велесовой книги». Приводится первая критическая статья Л.П. Жуковской, ей возражают статьи А.И. Асова, Стефана Ляшевского и моя. Знаки, похожие на использованные в «Велесовой книге», были найдены также в надписи на сакской чаше И.С. Кузнецовым, чья статья с его разрешения также приводится в сборнике. Кроме того, похожие, но несколько иные буквы содержит так называемая «протоболгарская азбука», как можно видеть из статьи Пенчо Новакова, приводящей пример этой азбуки. Ее обнаружил Петр Добрев. Таким образом, делается вывод о существовании не одной, а многих протокирилловских азбук. Раздел завершается статьей о протокириллице среднего палеолита, написанной мной для данного сборника.

В третьей части рассматриваются попытки чтения слоговых письменностей, в том числе и русских, как особого рода буквенных. Раздел открывается примерами Х.М. Френа и А.А. Формозова, указывающими на существование нового типа письма, и продолжается исследованиями украинского эпиграфиста Н.З. Суслопарова; затем приводятся примеры существования письма культуры Винча и попытки создания винчанского алфавита, предпринятые сербским эпиграфистом Радивое Пешичем. Довольно любопытные примеры приведены также из статьи македонского исследователя Тома Босевского, а также из книги Ю.Ф. Марченко. Из данного раздела ясно, что руница открывалась разными исследователями неоднократно, но, в силу отсутствия общего печатного руководства по данной проблеме, каждый из них считал, что столкнулся с чем-то абсолютно новым, доселе никому неизвестным. Именно поэтому данное письмо могло считаться и древним македонским, и древним корейским.

Если в первой и второй частях сборника выстраивается непрерывная линия все возрастающих по конкретизации статей, которые указывают на завершение открытия протокирилловской письменности (которая, как выяснилось, существовала во многих различных вариантах), то в третьей и четвертой частях читатель видит постепенное выхолащивание содержания исследований. Так, Н.З. Суслопаров показывает чтение каждого знака трипольских надписей, но затем путем странных манипуляций подгоняет явно бессмысленные прочитанные им слова под вполне осмысленные слова латинского, греческого и литовского языков. Р. Пешич уже отказывается от чтения конкретных знаков, но предлагает азбуку. Правда, ее применение читателем приводит к вычитыванию бессмыслицы.

В этом можно было бы заподозрить отсутствие компетенции исследователей, однако в точности таким же путем идут в наши дни и многие профессионалы: они генерируют тем или иным способом квазитексты, с которыми и предпочитают работать. Так, например, сбил с правильного пути на анализ квазитекстов всю классическую этрускологию Массимо Паллоттино, который вместо подлинных этрусских текстов предложил их латинскую транслитерацию. Он не замечал (и потому не разлагал) лигатур, не видел разорванных начертаний (и потому не соединял), не предполагал нарочитой перестановки соседних букв (и потому не ставил их в нужном порядке), путал чтение некоторых похожих букв и, наконец, в ряде случаев произвольно разбивал текст на слова. Аналогичный подход мы наблюдаем и в ряде чтений некоторых отечественных профессиональных рунологов, когда они пытаются прочитать русские тексты, написанные руницей, как скандинавские руны. Таким образом, в эпиграфике последних десятилетий наступает период, весьма похожий на эпоху модернизма в искусстве, когда выхолащивается содержание и изучается пустая форма.

В четвертой части приводится материал по происхождению письменности Южной Европы, в частности, по тому, откуда могло произойти появление протогреческого и протолатинского письма. В частности, обсуждаются проблемы и некоторых других видов славянского письма, например, ретского, венетского, скифского, антского. Приводятся мои статьи, где впервые прочитаны скифские и антские тексты, написанные буквенным письмом, отчасти руницей.

Особый интерес представляет предпринятая мною попытка прочтения так называемого «иероглифического письма критских печатей». Оказалось, что данный вид письменности представлял собой не что иное, как стилизованные под изображения предметов лигатуры руницы. Позже из этого источника вышло более абстрактное линейное письмо А, не прочитанное до сих пор. Полагаю, однако, что по мере дальнейшего чтения данной «иероглифической» письменности и составления полного силлабария критских знаков можно будет перейти и к анализу критского линейного письма А. Во всяком случае, штурм семейства письменных знаков Эгеиды продолжается.

Хотя деятельность святых Кирилла и Мефодия в данной книге не рассматривается, приведенный в ней материал позволяет утверждать совершенно однозначно, что протокириллица, или руны Рода существовали до Кирилла, причем за сотни и тысячи лет. Поэтому, как я и предполагал ранее, его заслуга состояла не в изобретении нового вида письма (его небольшие добавления в славянскую азбуку были в начале ХХ века изъяты в результате реформы орфографии), но в том, что равноапостольные славянские святые Кирилл и Мефодий освятили и канонизировали руны Рода, приспособив их для христианского богослужения. И после них уже в виде кириллицы руны Рода обрели новую жизнь, став проповедниками не только христианского учения, но и всей светской науки ряда славянских стран.

Сборник обладает такой структурой: сначала я даю статью какого-то автора, обозначая в круглых скобках цифрами его сноски, а цифрами в верхнем регистре – номер моего комментария. Далее следует список литературы, данный автором данной статьи, далее – мой комментарий и иногда – моя статья по поводу написанного или стоящая с этим написанным в менее тесной связи.

Полагаю, что сборник содержит интересный материал для всех лиц, интересующихся историей русской и славянской письменности. Он позволяет взглянуть на историю не только русской и славянской, но и всей мировой культуры совершенно в новом свете.

Москва, декабрь 2006 года

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ОПРЕДЕЛЕНИЕ ТИПА ПИСЬМА

Д.И. Прозоровский

О НАЗВАНИЯХ СЛАВЯНСКИХ БУКВ

… Однако ж нельзя не подивиться тому, что от черт и резов не осталось ни малейших следов, тогда как в славянских же землях сохранились памятники греческого и латинского письма, а в странах варяжских – памятники письма рунического1 (польский археолог Ф. Воланский издал целую коллекцию древних памятников славянской (?) письменности, отнесенных им ко времени до Р.Х. (?!) На некоторых из этих памятников находятся неудобопонятные надписи, начертанные странными знаками, которым прилично бы называться чертами и резами. Для чтения тех надписей придуман был особый способ. Сочинения Воланского перевел последователь его, московский ученый Е. Классен. Буквы надписей подведены под кириллицу, несмотря на то, что до Р.Х. ее не было2, а потому и совмещение с нею знаков надписей является произвольным)3. Ввиду этого обстоятельства, слишком общее и глухое известие Храбра о том, что поганые славяне книг не имели, но вместо того читали и гадали чертами и резами, следовало бы, кажется, понимать так: под слово «книги» разумели в древности а) письмена, буквы, грамоты (в Остромировом евангелии 1056 года и в Галицком четвертьевангелии 1144 года «бе же и написание написано над ним кънигами елинсками и римсками, и еврейсками»), б) история (в Остромировом евангелии «книги рожьства Iисуса Христова»), в) и писания (там же: «испытание книгы»), а отсюда надобно заключить, что Храбр употреблял слово «книгы» не только в значении письмен, но и преимущественно в значении писаний, исключительно священных в смысле христианском, каковых писаний язычники не имели4, довольствуясь в области своей религии чертами и резами, которыми они могли гадать, то есть, чрез разные постановки знаков определять, например, волю богов, угадывать перемену судьбы, намечать правила и т.д5. А в таком случае черты и резы относились к таинствам идолослужения, и были, так сказать, жреческим письмом, жреческой тайнописью6 (1). С исчезновением славянского язычества и с прекращением языческих суеверных обрядов должны были исчезнуть все предметы, на которые были нанесены черты и резы в составе гадательных формул. Известие Масуди дополняет писатель X-XI веков, Дитмар, который говорит, что на славянских идолах нарезаны их имена, хотя и не объясняет, как были начертаны эти надписи, то есть, какими именно знаками, но можно допустить вероятность, что то были черты и резы, определявшие таинственные значки идолов, или представлявшие форму заклинаний для тех областей, которые были погружены в ведение каждого божества7. Не знаю, есть ли повод сопоставлять славянские черты и резы со скандинавскими рунами и первые проводить от последних. Напротив этого приводит эль-Недим образец русских нарезок, хотя и весьма спорный, что вполне устраняет подобное сопоставление. А что во времена языческие существовало жреческо-юридическое письмо (не книжное, конечно, не буквенное)8, доказывается это известным рассказом о суде чешской княжны Любуши над двумя братьями Кленовичами, враждовавшими из-за наследства, которое старший брат хотел присвоить себе всё целиком по немецкому праву (2). …

Как же могли быть начерчены на досках законы вечно живых богов?